+

Запертое место, тюрьма для самый сумасшедших, созданное из самых недр подсознания. Выхода нет и не будет, здесь каждый один и все они вместе. Тьма сгущается, этот мир из прогнившей плоти, этот мир, где даже умереть нельзя. Он создал его сам, его сознание вырвалось наружу, его монстр ликует внутри него и скалит зубы. Вот они, вот они! Циркачи, все те, кто бракован, все те, кто не должен был появляться на свет. Мечтатель создал их сам, в надежде не быть более одиноким. Но почему же это чувство не исчезло? Почему ему все еще чего-то не хватает и он в отчаянии пытается это понять, но не понимает. Его детское сознание плачет, ядовитые слезы прожигают щеки и касаются самых костей. Он не может с этим справиться, совсем никак.
"Мамочка, папочка" Они ненавидели его, они презирали его. Он всего лишь хотел их одобрения, всего лишь хотел, чтобы его заметили. Как же это сложно, находиться в одном и том же месте день за днем, без права на выход. Это ад для просвещенных. Его ненавидели, он всегда был один. И поэтому в его жизни появился Монстр. Его чудовище, которое не оставляло его, любило, заботилось. Возможно, всему этому надо отдать должное только ему, но Алистер всегда молчал о нем. Его Монстр никогда его не оставит, ему суждено сгинуть вместе с ним. Они едины. Восхищение смешанное со страхом.
"Выхода нет, выхода нет, выхода нет" Он тихо скулит, раскачивается взад-вперед, вечная тьма начинает угнетать и в тоже время, несомненно, радует. Все внутри него противоречит друг другу, с этим сложно жить, но еще сложнее это понять. Мечтатель сошел с ума уже давно, но это его не волнует. Он все еще ребенок, только запертый во взрослом теле. Он все еще хочет, чтобы его любили, чтобы замечали. Может быть, Кролик был первым, кто его заметил. Может быть...
О, это создание вызвало восхищение у безумца, он не мог не радоваться этому странному и не похожему ни на что миру. Он хотел остаться здесь на вечно, хотел показать то, что скрыто в глубине его разума. Но теперь это пугает даже его самого. Его мир разумен, он приобрел свои черты, он живой. Может быть даже, теперь Дрим и ненужен этому миру, но и уйти он не может, все исчезнет, стоит только постараться. Мечтатель просто устал, ему безумно нужен кто-то, кто поймет, кто-то, кто хоть немного ему соврет. "Все хорошо". Ложь во спасение.
Он пробирается босиком сквозь заросли кустарников, еще немного и дверь. дверь в лабиринт, который не отпустит. Алистер это знает, ведь он сам создал его, а Кролик ему помог. Его мир не отпустит своего создателя, он не хочет умирать. Так что же ему остается делать? Как вырваться из этого порочного круга? Сумасшествие. Призыв о помощи, беспомощный, отчаянный. Может быть... кто-то... придет. Может быть... "Спаси меня, спаси меня, спаси меня"

+

Тропа во тьме, даже лунный свет не освещает дорогу, здесь нет выхода и нет входа, растения сомкнулись уже давно где-то позади, они не отпустят, они не хотят увянуть и исчезнуть. Где-то над головой огромные терни сомкнутых лиан, и вокруг живые, трепещущие ветви, сомкнувшиеся друг с другом плотным кольцом, выпуская шипы, чтобы никто не смел к ним прикоснуться. Алистер сам создал их, а теперь сам же попал в их ловушку. Лабиринт из живой изгороди, он не просто удерживает, он пугает, повергает в кошмар галлюцинаций, наказывает тех, кто пытается сбежать. Пусть даже это его создатель.
"Не сбежать, не сбежать" Мысли в агонии, панический страх перед замкнутым пространством из растений. Он взаперти, в темном месте без возможности выбраться. Вернуться назад? Пойти вперед? Сможет ли он найти выход, сможет ли сбежать? Или это всего лишь паника, очередной приступ одиночества, давящий на грудь, сжимающий легкие и не позволяющий дышать. Он ребенок, он все еще ребенок, который не может найти себе место, все отвергает его, даже собственный разум. Монстр внутри него смеется, хохочет так страшно и говорит "ты мой". Его слова заглушают все вокруг, впрочем, в этом лабиринте и так тихо, только шелест и тихие шорохи двигающихся ветвей. Они поджидают, пока ты стоишь и не двигаешься, они обвивают твои ноги, впиваются шипами.
- Нет! - Крик из самых недр сознания, ему страшно, как если бы он снова очутился где-то в своем прошлом, в запертой комнате и пустыми серыми стенами. Жесткие ветви плотно сжимают ноги, глубже вонзая в них свои шипы, раздирая нежную и не тронутую плоть, без единого шва. Он не может умереть, он не может стать таким же, как его создания, ведь он попал сюда таким, он навечно таким и останется. Запертое пространство, остановившееся время.
- Отпустите! - Его тянут в сторону, устоять нет никаких шансов, и Мечтатель падает на землю, на множество высохших листьев, которые прячут под собой чьи-то кости. Его тащат за ноги в сторону, а он изо всех сил цепляется за землю, пачкает свои руки, ломает ногти. Больно, ему очень больно, но это никогда не пугало. Его пугает некая неизвестность, он не знает, что будет дальше. Одна из ветвей почти ласково касается щеки, словно это делает сам Алистер, а затем бьет, оставляя порез. Здесь не может быть мягкости, ведь безумец к этому не привык, он не знает, что это такое, для него это нормально. Он сумасшедший ребенок, мечтающий о боли, но сам об этом не подозревающий. И монстр внутри него довольно скалится, он понимает все гораздо лучше, ему нравится истязать это беспомощное существо, с коим приходиться делить одно тело.
Его затаскивают в самую глубь лабиринта, отпускают, оставляют на произвол судьбы. Иногда безумцу кажется, что он сам этого хочет, что это его мысленные приказы, но он этого не понимает, не осознает. Иногда ему кажется, что этот мир ему чужой, он не воспринимает его, и тогда ребенок в нем обнимает свои колени и сдерживает слезы, как когда-то давно. Но иногда он безумно смеется, восторгается, когда его создания калечат друг друга, ненавидят, творят ужас вокруг, льют реки крови. И в такие моменты он сам не понимает, кто же он. Мечтатель уверен, что все не просто так, что золотой билет, дарованный ему однажды, изменил в нем что-то. Или же это произошло гораздо раньше? Но, подверженный яду здешней атмосферы, Алистер начинает забывать каким он был. Он помнит боль, которую ему причинили, но почему и за что, для него это остается загадкой.
Но как же сильно ему хочется, чтобы его любили, и это чувство кричит в нем, призывает. И от бессилия творец бьет руками о землю, раздирает руки об остатки шипастых веток.

+

Дышать нечем, Алистер задыхается, проваливается в темноту без кислорода, без жизни и каких либо окружающих звуков. Невыносимо душно, одежда липнет к телу, ладони взмокли и на лбу выступили испарины, волосы прилипают к щека, кажется, будто бы от слез, но он не плачет. Безумец в агонии, словно кто-то выкачал весь воздух и оставил его умирать, мучительно, без права на помилование. Царапать горло сломанными ногтями, всхлипывать, открывая в беззвучном крике рот. Он падает ничком на землю, весь в грязи, ему наплевать, только это отчаяние, которому нет конца. Когда сознание возвращается, он лежит и невидящим взглядом смотрит в темноту. В темноту из сросшихся над головой лиан, деревьев, да всего того, что не отпустит его. А рядом что-то дышит, что-то живое, чему не было место до этой секунды. Не кричать, не смотреть, только вслушиваться в чужое неровное дыхание. Они все заложники, пока он здесь. Безумие.
Секунды складываются в вечность, вечность в необратимость. Пальцы цепляются за воздух, за незримое, лишь бы представить, что это не очередной страшный сон. Он не один. Алистер мог бы создать себе все, что захотел, но у него нет сил и нет воли, чтобы заполнить пустоту в себе, которая становится все больше. Он шумно вздыхает, разрывает тишину на части, грубо и беспощадно. Его руки падают на землю беспомощно, словно у марионетки обрезали ниточки. Но в следующее мгновение он неуклюже переворачивается и усаживается на свои колени, вытирает грязной рукой щеки. Может быть, это все-таки были слезы.
- Спаси нас... - Шепчут губы. Без смысла, без лишних слов. Он призвал его, он кричал ему и теперь Дрим не был один, но все это казалось лишь очередной галлюцинацией. Может быть, они смогут сбежать? Может быть, если это будет не он, то двери лабиринта откроются? Бессмысленная надежда на чудо, которая давно уже сгнила где-то в глубине его сердца.
- Здесь страшно... - Ветви двигаются, наблюдают, им любопытно, что же будет дальше, но они не предпринимают попытки напасть, они и так сделали свой выпад, теперь лабиринт окружил циркачей плотным кольцом. Здесь все живое и, может быть, они здесь вовсе не одни. Никогда не были одни.
Листва торжественно зашуршала вокруг, ветви скользнули ближе к двум находящимся на земле телам, хватаясь за руки, ноги, но не утаскивая, просто играясь, смеясь. Они больно царапают, выпускают шипы, возможно, это все яд, галлюцинации при смерти. Безумец не знает, ему просто страшно, он сжимает губы в тонкую линию, чтобы не кричать. А в тенях за каждым поворотом что-то есть, он это чувствует. И это что-то ждет их.

+

Безумец наблюдает, ему страшно, он в ужасе и ему хочется знать, что все это не галлюцинация, не страшный сон, что он не один. Он боится разрушить собственную иллюзию, но упрямо тянет руки, касается чужой кожи, она вся в шрамах. А он? Мечтатель выглядит неживым, ненастоящим среди этого живого лабиринта. Бледная кожа, мерцающая в темноте, испачканная в грязи. Волосы, черные и белые, делящие наполовину, словно подсказывающие, что здесь не все так просто, как кажется на первый взгляд. И тело, лишенное напрочь шрамов. Он не похож на выходца из цирка, слишком чистый, он словно отожествляет невинность этого места, а на деле кажется самым страшным монстром, что только мог здесь появиться. Дрим казался неправильным, его серые глаза были наполнены испугом, но его не трогали растения, они не старались его растерзать, разорвать на части, пусть и ранили острыми шипами. Весь мир трепетал, оживал вокруг. Казалось, что даже листва перешептывается друг с другом, стоит только прислушаться и можно услышать о чем они говорят.
- Ты же знаешь, что нам не выбраться? – Дрим опускает голову, а затем мотает ей из стороны в сторону. Ему не хочется в это верить, хотя он и знает ответ. Он сам запер себя в этом лабиринте, а чтобы не было так скучно, призвал свое творение. Разве он не был ужасным? Пожалуй, но ему не хотелось в это верить.
«Спаси, спаси, спаси, спаси, спаси» Голова разрывается от этих мыслей, и он неосознанно шепчет одними губами это слово, раз за разом, пока его не подхватывает листва, пока оно не звучит отовсюду. – Я не хочу, не хочу… - В отличие от своих слов, безумец смеется, он противоречит себе. Из глаз его текут кровавые слезы, но он смеется, обхватывает себя руками, чуть раскачивается, впивается ногтями в кожу. И все вокруг шевелится, активно вторит ему, ветви змеями скользят между двух тел. Здесь все ощущает невидимую вибрацию из страшного мироощущения, что творится сейчас в голове мечтателя.
Где-то рядом шуршит листва, где-то рядом трещат ветви, словно по ним кто-то ходит, холодное дыхание ветром доносится до раскаленной кожи. Безумец весь горит, словно у него лихорадка, словно он находится в бреду. На коже выступает испарина, по спине текут капельки пота, заставляя прилипать ткань к телу. Он дышит рвано, будто бы задыхается. – Я не хочу остаться один.
Листва шипит, весь лабиринт сужается, вот его стены уже плотно прикасаются к ногам, к рукам. Они подталкивают их, не стоять на месте, двигаться вперед, найти что-то. Они тоже хохочут, только делают это по особенному. Им есть, что показать, им есть, как испугать тех, кто решил покинуть это место. Они не отпустят. Может быть, если бы здесь не было Его, может быть... Но теперь у них нет выхода, они ни за что не упустят возможности.
- Вы не уйдете. Выхода нет. – Листва шипит в ответ, покуда безумец не хватается за свои волосы, чуть ли не срываясь на крик, до хрипоты в горле, до нехватки воздуха.

+

"Пожалуйста, пожалуйста" На его щеках запекшаяся кровь, его? Это парня? О, Дрим не знает, ему все равно, просто кожу немного неприятно стягивает. Его глаза красные, сосуды полопались и теперь белок весь усыпан красными венкам, придавая некий страшный образ, его почти бесцветные глаза, серые, как и все, что когда либо его окружало, и красный, подступающий все ближе. Безумец не слышит, не хочет слышать, в его голове чужой шепот, тихий и зловещий. Он так четко ощущает каждой клеточкой своего тела, как что-то зовет его. А может быть, этот голос вовсе и не из лабиринта? Может быть, он доносится откуда-то изнутри самого мечтателя? Он не знает, реальность давно слилась воедино с его мыслями, кажется, он стал с ними одним целым. А сейчас, что-то внутри него отчаянно хочет заполучить этого циркача, вернуть его к себе. Мечтатель почти готов представить, как его плоть разойдется в стороны, принимая в себя чужое тело, как будто мать вновь возвращает в себя свое дитя. Он бы поглотил его полностью, забрал его душу, его тело, его мысли. Кровь внутри бушует, она горячая, раскаленной лавой передвигается по взбухшим венам, которые готовы взорваться. Он так реагирует на свое дитя, свое творение, его тело отзывается на этот зов так же, как и все существо его создания.
- Ты слышишь их? Слышишь? Они зовут... Я им нужен. Но я не хочу... не хочу... Не сейчас... - На глаза наворачиваются очередные слезы, на этот раз уже прозрачные, не кровавые. Они прочерчивают чистые дорожки по щекам и тут же высыхают. Капилляры его мелких сосудиков внутри глаз исчезают, он снова смотрит так, как и до этого. Чистый, невинный, не опороченный собственным миром. Все следы его ран, все следы, то могли бы испортить его образ - все исчезло, только кровь на щеках, без ран, да одежда вся в грязи. А так, вот он! Не принятый ни тем, ни этим миром, он не может измениться, он навечно такой, каким был, какой есть. Он никогда не станет старше и его разум никогда не найдет покоя, его безумие будет с ним вечно.
- Пожалуйста, заставь их замолчать. - Безумец не противится, когда его берут за руку, наоборот, он цепляется за нее, как будто это может спасти. Он буквально пронзает ее своими изломанными ногтями. Его губы поджимаются в тонкую линию, он смотрит жалобно, испуганно. Он смотрит в самую суть своего творения, просит молча, не приказывает, но отказаться невозможно. Он - есть этот мир, он это все, на чем они стоят, чем дышат.
"Дышать, дышать так трудно" Легкие буквально сдавливает тисками, еще немного и, кажется, что он просто задохнется. А лабиринт все громче шепчет, тянет к ним свои руки в виде ветвей. Ему интересно наблюдать, он такой же, как и его создатель, который почти не помнит, почти не понимает, что он создал сам. Лабиринт - это то место, где сливается реальность безумца и реальность Кролика, некий переход, который страшнее большинства творений этого мира. И Дрим знает не по наслышки обо всех этих ужасах.
Мечтатель и сам не знает, как ему удалось подняться, ноги подкашиваются, он слишком сильно погряз в своем страхе, своих эмоциях. А лабиринт, кажется, и вовсе это ощущает, питается этими эмоциями, наслаждается. Он приготовил для себя замечательный ужин, который отчаянно пытается сбежать. Может быть, именно поэтому безумец едва переставляет ноги, покуда его тянут вперед. Через зыбкую иллюзию он не может не отметить, что тени только сгущаются где-то позади, что они ждут, чтобы напасть. И хочется зажмуриться от ужаса, но он не отводит глаза.

+
Он пристально наблюдает своими пронзительными цвета серебра глазами, смотрит, не моргая, не отводя взгляда. Любопытство, страх, сердце в груди бьется чуть быстрее, чем того требуется и каждый вздох глубокий, словно и воздух вокруг стал гуще, плотнее. Безумец, он невольно сжимает и разжимает пальцы, водит рукой странно-расслаблено, той самой рукой, которую недавно сжимали. Он смотрит на землю, на этого паренька, что корчится на ней. Ему плохо, это видно, все внутри него сейчас гниет подобно мертвой плоти. Но это не пугает, мечтателю только любопытно, может ли он что-то сделать, может ли помочь.
Несмелый шаг вперед, он, кажется, проваливается во что-то мягкое, зыбкое. Опускается на колени, протягивая чуть подрагивающие ладони, и так нелепо обхватывает чужие щеки ими, смотрит прямо в глаза. Что он хочет сделать? Быть может успокоить его, хотя сам внутри весь дрожит от страха. Безумец не отдает себе отчета о своих действиях, ему и так вполне подходит, слушаться инстинктов, голоса своего безумия. И в висках что-то бьется, какая-то навязчивая мысль, которая не хочет отступать. Безумец впивается изломанными ногтями в чужую кожу на лице, и смотрит, смотрит, смотрит. Его взгляд - это расплавившиеся железо. Его взгляд - это тень безумия этого мира. Он - невинность и порок. И, словно в ответ, живая изгородь воет, скулит. Кажется, будто бы ей больно, почти физически она изнывает от пронзаемой до каждого кончика своих ветвей болью, она везде, огнем полыхает где-то рядом. Стоит только прислушаться, стоит только вдохнуть. Словно запах дыма заменяет воздух вокруг, завесой скрывает пути лабиринта.
- Только чудовище может охранять выход. - Шепчет мечтатель находясь в неком трансе. Его взгляд пустой, он неосознанно поглаживает израненные чужие щеки, почти ласково, как это может делать любящий человек. И он любит. Он любит свои творения, он превозносит их. Они частичка его, они его душа, его семья. Безумец отдает всего себя на растерзание своим детям, что для него боль и смерть в этом мире, всего лишь отправная точка. Он знает, что это его желание, он хотел этого слишком сильно, чтобы отказываться.
И лабиринт воет только громче, по его веткам течет свежая кровь, стекает к ногам безумца, он окунается в нее своими коленками, на которых сидит. Он опускает в нее свои ладони. Кровь, она повсюду, всегда была с ним, и безумец усмехается, почти хищно, словно внутри него и есть то самое чудовище. Он и есть тот самый замок, та самая дверь, которую нужно пройти, чтобы выбраться. Если его не станет, только тогда двери зловещего лабиринта расступятся, он знает это, как и знает, что этот мир - это его мечта.
- Ты ведь хочешь покинуть меня... - Шепчет как-то зловеще мечтатель или что-то в нем. И ветер подхватывает его слова, разносит вместе с шумом листвы. Безумец поддается вперед, прижимается лбом к чужому лбу, его взгляд снова меняется, теперь уже нежный, он не может внутреннее определиться, совладать со своим "я". Он боится, он злится, он завидует. Ему хочется тоже увидеть что-то новое, он хочет вернуться в парк, к ярким огням, но теперь для него нет дороги назад. Он построил собственный ад, который ощущает каждой клеточкой себя. Он знает, когда умирают его дети, кончики пальцев покалывают, внутри него всегда что-то обрывается. И он этому радуется, смеется постоянно, потому что они снова возвращаются, они не покинут его. Но есть предатели, те, кто идут в этот лабиринт, те, кому здесь становится все чуждо. Мечтатель завидует им, ему хочется на мгновение вернуться туда, где он встретил своего волшебника. Жаль, но ему не вернуться на эту тропу вымощенную красным.
"Это проклятие"
"-Это то, чего ты желаешь"
"Моя мечта"
- Ты хочешь сбежать... - Безумец не слушает ответов, он слушает голоса в голове. Он тянет руку к живым ветвям, что протягивают ему что-то острое в руки, передают своему хозяину то, что он просит. Они послушные дети, они добрые дети. Добрые, но только к тем, кто решает остаться.

+
В ушах стоит шум, словно кто-то рядом воет, кричит в агонии. От этого шума все внутри сжимается, внутренности превращаются в не распознаваемую кашу, его тошнит, безумца тошнит всем тем, что у него внутри, но рот его открывается в беззвучной, немой истоме. Он человек из пьесы без слов, кто-то забрал его голос и оставил только шум вокруг, кричит боли и отчаяния. И он никак не может понять, что эти самые стоны боли, которые он слышит, раздаются из его горла. Ему больно, почти физически, почти так же, если бы ветви внезапно обратились к своему создателю, оплетая его своими шипами. Почти так же, если бы они сжали его в тиски, разрезая кожу насквозь, проникая в него, заставляя кровь течь прямо в землю, орошая ее собой. И там, где алые капли касаются земли, расцветают красные бутоны, пола из невозможного. Это безумие, это отчаяние, но его зов слышат, его мысли приходят в исполнения, его желания исполняются помимо его воли.
Безумец кривит губы в улыбке, он безвольно виснет на возвышающихся над ним ветвях, которые слишком крепко его держат, слишком больно впиваются в кожу. Он снова молчит, под его одеждой шевелятся тонкие стебли с острыми краями. Кажется, это даже забавляет, потому что мечтатель смотрит прямо в глаза своего создания и улыбается. Его крик тонет где-то в отдаление лабиринта, который имитирует все, что когда-либо слышал.
Бледные и тонкие руки сжимают нож, безумец его не выпускает, но и ничего не делает. Он смотрит, и, если бы это было возможным, желание этого мира было, чтобы он никогда не мог более видеть. Взгляд серых глаз напоминает пустоту, которая располагается где-то за пределами этого мироздания. Становится страшно, потому что спасения быть и не может.
- Они идут ко мне... Они хотят быть частью меня. Мои дети. - Выдыхает мечтатель, а шипы болезненно, разрывая нежную кожу, обвивают его ноги, бедра, затем скользят по талии. Они обнимают его, слишком крепко, чтобы можно было выбраться. - А ты, дитя, ты пришел ко мне? Но ты боишься, ты хочешь уйти. - Не вопрос, а утверждение. Путы на руках ослабевают и рука создателя опускается ниже. Холодное лезвие ножа касается разгоряченной чужой кожи, безумец не чувствует этого, но осознает. Его тело пробивает дрожь, когда он едва касается острым предметом своего создания, ему это нравится.
- Не уходи, не уходи. - Говорит ли это сам безумец или ему вторят тернистые растения, шелестя вокруг странной парочки. - Будь единым со мной. Будь мной. - Он почти шепчет эти слова, почти хрипит. Рука мечтателя опускается ниже, вместе с ножом, что он сжимает хрупкой ладонью. - Ты никогда не покинешь это место.
Безумец вкладывает рукоять ножа в руку своего создания, заставляет его сжать пальцы, обхватывая ладонь своими ладонями. Это выглядит странно, но здесь более не осталось ничего нормального, и нет того, кто мог бы все это остановить.
"Будь единым со мной" Вторит он мысленно, ведя чужой рукой вперед, позволяя холодной стали вонзиться в собственную плоть. Горячо, больно, когда кожу пронзает сталь, когда чужая рука ведомая под влиянием самого безумца, распарывает ему живот. Мечтатель скулит, прижимается ближе к Максу, отчего лезвие входит в тело безумца еще глубже.