Для кого-то Цирк покажется адом, сошедшим на землю, для кого-то шансом исполнить свои самые страшные и потаенные желания, которые не позволяла некогда совесть или ее отголоски. Дрим, впрочем, никогда не задумывался, кого брать под свое крыло, впускать в свой страшный мир, открывать двери в неизведанное. Он был рад любому созданию, которое придет к нему и не захочет уйти. Но… были и те, кто проклинал его, боялся и попросту ненавидел это место. Иногда Создатель ощущал эти чувства и желания, накатывающие на него, заставляющие мурашки бегать по телу. Это огорчало его и злило. Человека, который был не способен на осознанную ненависть, злило то, что его создания не понимаю, что он дал им этот мир, искаженный, неправильный, но он подарил им его, превознес выше своих желаний и себя самого. Но его создания не слышали его негодования, возможно, это была одна из причин, почему безумец так сторонился даже своих детей.
«Почему вы опять плачете?» Создатель готов и сам разрыдаться, поджимая тонкие губы и сдерживая судорожный всхлип. Он расстроен, можно даже заметить, как слезы расчерчивают его лицо ровно на три части. Эта влага обжигает не хуже яда, впрочем, в эту прохладную ночь, кажется, словно слезы превратятся в хрустальные капельки, замерзшие на щеках. Здесь не меняется время года. Не сменяет собой время суток, оставляя вечную ночь. Пожухлая трава, шелест шепчущихся друг с другом деревьев – в этом месте вечная осень, тогда, как стоит выйти вперед, за пределы Цирка, как Парк окутает в жаркое лето. Мечтатель всегда раздумывал, какого побывать на других платформах? Он слышал о них, ведь они появились гораздо позже его, но ему было не суждено покинуть предела своего мира, хорошо это или плохо, теперь уже и не поймешь.
Где-то далеко, словно под слоем воды, можно было услышать начинающееся очередное представление в стенах шатра. Мечтатель мог лишь грустно улыбнуться, он боялся туда идти, хотя любопытство очень часто влекло, заставляя ноги не слушаться и оказываться поблизости пыльного полога, приподнимая его и наблюдая с вожделением за представлением. В том далеком мире мечтатель никогда не был в цирке. Он не знал, что есть такие места, пока случайно не увидел кем-то выброшенный флаер, на котором пестрило название и яркие образы. Эти воспоминания были так же под завесой тяжелой воды, как и голоса где-то далеко отсюда.
Помнит ли он еще родителей? Хочет ли еще их помнить? Ребенок в его душе не хочет взрослеть, потому что взрослым приходится всегда обо всем думать, все взвешивать. Взрослым приходится все понимать, а ему хочется только забыть, убежать, как большинство из тех, кто оказался в этом мире. Сбежать подальше оттого, что некогда окружало в том мире. Это могло быть непонимание окружающих, одиночестве, скука, насилие. Причин было слишком много у каждого, кто попадал сюда, в этот Парк, в этот Цирк, в любую из четырех платформ.
«Ты тоже хочешь сбежать?»
Мечтатель протягивает руку, когда к нему подлетает маленькая птичка. Возможно, она одна из немногих, кто просто остановился в ненужное время на одной из каруселей парка. Возможно, она не так безобидна, как может показаться на самом деле. Дрим об этом не думает, ему неважно, что птичка выглядит слишком ненастоящей, неправильной. Может быть, он создал ее сам, просто не помнит этого. Может быть… Варианты, они всегда возможны в этом безумном мире.
Птичка ведь не может быть такой маленькой? Мечтатель с легкостью обхватывает ее тельце своей маленькой ладонью, сжимая, не выпуская на волю. Маленькое создание уже пожалело о том, что подлетело слишком близко, но ей уже не вырваться, покуда тонкие пальцы безумца вонзаются в хрупкое тельце, сжимая его еще сильнее, пока не хлынет кровь.
Кровь… Мечтатель всегда был уверен только в одном – кровь красивая. Она яркая и окрашивает его бледные руки в желанный оттенок. Ему нравится, как по его рукам стекает приятная и горячая жидкость, это кажется таким неправильным и знакомым, что безумец не сдерживает улыбки. Он так счастлив. И безумен.
Эту маленькую иллюзию счастья вдребезги разрывает чье-то вторжение в этот светлый мир. Безумец едва удерживается на ногах, из его рук выпадает окровавленная тушка, а он сам оборачивается и замирает, не в силах пошевелиться. Ему кажется, что он это где-то видел. Может быть, в одном из своих далеких снов, может быть, это уже происходило когда-то. Но возможно, это все его иллюзия, его очередная галлюцинация.
Перед его глазами дрожит ослабленное тело. Он молится своим невидимым Богам, именно так это видит безумец, не осознавая, что, возможно, этот Бог – он сам. Безумец смотрит, как дрожат плечи незнакомца, он видит, как трясутся его руки, которые в отчаяние хватаются за его окровавленную пижамку, словно это может спасти. Мечтатель едва ли может разобрать слова, что шепчет этот странный человек, но он смутно припоминает, что точно его где-то видел. Может быть, это всего лишь бред?
- Ты заблудился, маленький ягненок? – Почти ласково шепчет мечтатель, осторожно и медленно опуская руку на голову парня. Он поглаживает его по волосам, неумело, словно раньше никогда этого не делал, что, впрочем, являлось правдой. И он как-то не принимает во внимание то, что испачканными в крови руками пачкает и того, кого гладит.

Мечтатель стоит и не двигается, лишь осторожно его пальцы зарываются в чужие волосы, мягко и в тоже время неуверенно поглаживая. Серые глаза блестят в безлунной темноте, смотрят пристально, не моргают. Что в них отражается? Грусть, нежность, боль, умиление? Кажется, что все эмоции смешались в невообразимый хаос. Мечтатель молча выслушивает своего ягненка, уголки его губ чуть приподнимаются, даруя неуверенную улыбку его детскому личику.
- Не бойся, теперь я рядом. – Шепчет безумец, вливая обманчивую реальность ядом в уши. Темнота вокруг сгущается, и где-то совсем рядом слышно, как деревья хрипят, словно задыхаются в нехватке воздуха, переплетаются ветвями, образуя кольцо вокруг стоящих людей. – Чего ты боишься?
Мечтатель не понимает, почему этот человек выглядит таким отчаявшимся, таким потерянным. И, что хуже, он не знает, что с этим делать, поддается странным порывам, в правильности которых и сам не уверен. Его ладошки опускаются на щеки агнца, мягко их поглаживая, оставляя ярко-красные полосы из чужой крови.
- Не бойся. Не бойся. – Шепчет беззвучно Мечтатель. Его голос дарует безумие, сладкое, чарующее безумие, повергающее в негу, в блаженство. – Тебе больше никуда ненужно. – Его губы кажутся обжигающими, стоит безумцу коснуться чужого лба. Он весь кажется одним маленьким сгустком тепла в холодную ночь.
Мечтатель искренне хочет помочь.
- Ты останешься со мной. Всегда.
Только его помощь губительна, он не знает или не хочет понимать, что делает прямо противоположное. Он не хочет отпускать того, кто так отчаянно хочет сбежать. Безумец не хочет оставаться один.
Дрим не знает, как показывать свою привязанность. Из своей жизни он усвоил только понятие боли. Эта концепция стала для него настолько неопровержимой, что любое проявление заботы со стороны казалось аномальным. Его попытки быть мягким были настолько же неправильными, как и весь окружающий его мир.
- Бедное дитя… - Кровавых полос становится все больше, Дрим не отпускает лицо циркача, гладит его, с удивлением и любопытством прикасается к чужой коже, словно это было чем-то необычным. Он думает, что мог бы помочь. Он не уверен, что все, что ему известно, могло бы возыметь эффект. Внутри него только хмыкает его собственное безумие.
- Папа всегда говорил: «Если ты будешь хорошим мальчиком, больно не будет», - Отрешенно шепчет безумец, он, как и обычно, не стремится говорить с кем-то, ему достаточно говорить в слух то, что имеет смысл лишь для него одного. – Он врал.

Чувство отрешенности не покидает ровно до той секунды, пока чужие руки не начинают сильнее тянуть. Дрим медленно моргает, переводит взгляд на того, с кем все это время разговаривал, а потом с удивлением обнаруживает свои руки на чужой шее, ловит каждое слово и обнадеживающе поглаживает по шее.
«Я помогу» - беззвучно шепчет он, даже не открывая рта. Безумец разглядывает тонкую шею, но даже так он не смог бы ее нормально обхватить ладонями… или смог бы? Проверять мечтатель не собирается, гладит нежно, успокаивающе, словно желает и пытается сделать так, чтобы спазмы и напряжение оставили того, кто так нуждался в помощи.
Мечтатель не сопротивляется, когда его тянут вниз, на колени, на грязную, орошенную кровью, землю. Что ему до этого? Только опустившись вниз ему кажется это совсем чуть-чуть неуютным, он меньше и беспомощнее на первый взгляд, если не знать, на что способен этот безумец. Но сейчас Дрим спокоен, он не тянет на сторону безумия или жестокости, по крайней мере, пока.
- Дыши… - Шепчет чуть громче безумец и, не задумываясь, припадает губами к чужим губам. У него нет рамок, нет понятия «правильно» и «неправильно», он не смог бы никогда отличить зло от добра, все на уровне невнятных инстинктов, которые ему прививали в запертой клетке. А потому, это кажется совершенно нормальным, да и не поцелуй, нет, о чем вы. Мечтатель вдыхает в чужой рот воздух, изо всех сил, проталкивает неосязаемую субстанцию внутрь, пытаясь заставить легкие не так сжиматься. – Дыши… - Просит мечтатель и вновь вдыхает и выдыхает и, кажется, это дает успех.
А потом все рушится.
Потом он слышит это невнятное, неправильное и омерзительное, - Мне нужно. Уйти, - и мечтатель кривит губы в болезненной улыбке. В следующее мгновение он уже осознает, что его зубы до крови впиваются в чужую губу, разрывают ее, просто, что не закричать самому, чтобы не отпускать, чтобы через секунду отстраниться и вцепиться пальцами до белизны костяшек, и прошептать. Твердо. Уверенно.
- Не отпущу.
«Ты мой».
«Мое дитя».
И безумие, скрывающееся до этого, возвращается с еще большим размахом.

Безумие плещется вокруг, два разума сплетаются в единое, в невообразимое существо, порожденное отчаянием. Дрим рычит, стонет, шипит. Звуки, что он произносит, нельзя отнести ни к чему, что когда-либо мог услышать человеческий слух.
«Нет. Нет. Нет. Нет. Не отпущу»
Злость, ненависть. Мечтатель готов разорвать свою жертву на кусочке, но он ее и восстановит. Предельно аккуратно, как разбросанную повсюду мозаику, он соберет каждый кусочек воедино. Воссоздаст, сотворит новую игрушку из прежней, но, ни за что не отпустит.
- Почему… – Хрипло шепчет безумец, уже не пытаясь задушить своего агнца, но и не отпуская. Кажется, это по его запястьям крупными каплями стекает кровь – наплевать. Кажется, это по его щекам крупными каплями стекают слезы – наплевать. Кажется, это его безумие ходит вокруг и сторожит этот маленький уголок вселенной от чужого вторжение. Наплевать же?
- Почему ты хочешь оставить меня?
Запах крови бьет по обонянию, кружит голову. Кажется, она везде, заполнила все вокруг, но этого недостаточно. Земля просит еще, с жадностью впитывая каждую капельку алой влаги.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»
Он не отпустит, не позволит сбежать. Безумец, вопреки всему, отталкивает от себя окровавленного юношу. Или же, кто из них больше залит кровью и кому она принадлежит? Наплевать, именно.
«Не отпущу»
Мечтатель злиться. И плачет. Кажется, поток слез из глаз не остановится и можно заметить, как дрожит спина и плечи, как нижняя губа подрагивает, словно безумец что-то не переставая шепчет.
Если бы в этом месте мог идти дождь, он бы пролился тяжелыми каплями в ту же секунду. Если бы время могло идти по велению одного лишь мечтателя, луна навечно бы скрылась за тучами.
Ниспадающее напряжение, словно все тело сжали в тиски, и в голове невероятно тяжело, тысячи мыслей поселились в ней. Безумец отползает в сторону, очень тихо скуля, как побитая собака, но ему не больно, просто в голове… В голове творится хаос. И он хватается за нее, зарывается пальцами в волосы, тянет их изо всех сил. Взгляд бешено бегает из стороны в сторону, в итоге ни на чем не останавливаясь. Это безумие не остановить, в голове очень тяжело, очень больно. Невыносимо.
«Почему, почему, почему»
Мысленно он задет один и тот же вопрос, не замечая, как горячая жидкость стекает по запястьям вниз, окрашивая бледную кожу в алый.

Голову все так же сжимает невидимыми тисками, будто бы с обеих сторон прицепили железные подпорки, и винтик медленно заставляет их сомкнуться, двигаться по направлению друг к другу, невзирая на преграду в виде черепной коробки. И этот, тот, который перед ним, он такой странный, просит помочь и пытается сбежать. И сознание отказывается его принимать, все внутри категорично настроено против него, против всего, что здесь происходит. Все не должно было так получиться. Определенно нет.
Он ведь… Пришел сюда, потому что было одиноко. Он пришел сюда, потому что его дети не принимают его к себе. Он пришел сюда, потому что его звал чужой голос, исходивший из собственной головы.
- Я не могу... Не знаю... Не подходи! – Срывается на крик безумец, упираясь ладонями в чужую грудь, пытаясь оттолкнуть, но это казалось невозможным, чем-то из ряда фантастики. Внезапно незнакомец (он ли?) начал казаться значительно больше, значительно страшнее, как одно из чудовищ леса, поджидающих за каждым углом свою жертву. Страх липкими лапами пробирался по телу, заставляя выступить испарину.
- Ты плохой… Плохой мальчик! – Всхлипывает мечтатель, повторяя не свои слова. Кажется, что кроме этих двоих, все вокруг стихло, даже ветер перестал взвывать и деревья опасливо склонились к земле, стараясь не издать больше ни звука. – Зачем?! Зачем ты хочешь уйти?! Я не понимаю?! Ты как они! Они вечно уходили! Но я не дал им! Не позволил больше покидать меня! И ты тоже, тоже останешься со мной навечно!
«В мире вечной ночи, в мире, где нет времени, в мире, где может быть семья»
Самообман. Кролик лжет, предлагая конфету в прекрасно обертке, но никогда не уточняет, что внутри нее засунута иголка. Острая, стоит ее проглотить, как она непременно проткнет все внутренности, и ты будешь изнутри истекать кровью.
«Я… Я не могу помочь? Я не хочу помогать!»
Взмах руки был подобен зажевавшейся пленки с замедленным действием. Взмах. Рука поднимается, кажется, что можно разглядеть и почувствовать, как остается разрезающий воздух след. Звон. Громкий, заглушающий стук сердца, что отдается в ушах. Да, именно, рука опускается с такой же скоростью на чужую щеку, вызывая этот самый звон, этот звук, это расщепление реальности. И кажется, что все повторяется вновь и вновь, рука снова поднимается, опускается, а затем этот звук, и снова, и снова, и снова. И глаза безумца, широко распахнутые, испуганные, он и сам не до конца понимает, что происходит.

Время беспощадно двинулось дальше, стоило этому шуму, наконец, затихнуть. Ветер поднялся, казалось бы, с удвоенной силой, но безумцу было все равно, он все так же замер. Прижав руку к груди, он смотрел на парня перед собой со смешанными ощущениями удовольствия и страха, в конце концов, это казалось ему настолько неправильным, что все внутри сжималось от боли. Ему казалось, что он все больше походит на своих родителей, на тех, кого ненавидел, кого любил, кого привязал к себе навечно. Безумная агония из мыслей заполняла голову, заставляя осмысливать все вокруг. А тот, напротив, словно и наслаждался всем этим, наслаждался каждой пощечине, каждой причиненной боли. Он создан по образу и подобию Создателя своего, он создан таким, каким его хотел видеть Дрим.
«Я не понимаю» - главным апофеозом всему была самая, что ни на есть простая мысль, которая разрушила все домысли и предположения. Мечтатель не мог понять всего этого, хотя подсознательно и поступал так же. Что же ему теперь делать, мог ли он отпустить свое создание, свою жертву или это было уже невозможным? Нет, конечно же, нет, он никогда бы не отпустил его, одиночество внутри потом не заполнить. Он создал их, чтобы они навечно оставались рядом, заточенные в этом безумном Цирке, который отожествлял все желания и страхи Создателя.
«Он хочет стать частью тебя» Подсознание смеялось, скаля зубы. Дрим мог бы поклясться, что зверь едва ли сдерживает хохот. Он знал… Конечно, его личный монстр присутствовал всю церемонию терзания, он всегда был рядом, когда мечтатель пустым взглядом смотрел в никуда, стараясь сбежать от реальности. Его зверь был рядом каждый раз, когда нужно было уйти, когда нужно было защитить и без того хрупкое сознание ребенка, которому следовало уже давно вырасти.
«Если он станет частью тебя, его это не спасет»
«Он боится»
Безумец не мог помочь, они созданы такими, созданы страдать, чтобы не страдал Он. Чтобы не помнил Он. Его душа просто не выдержит, если будет помнить, а потом они обязаны страдать, так было заведено, так должно было быть.
- Прости… – Большего безумец сказать не может, он виноват во всем, но он ничего не исправит. – Ты останешься здесь. Я не могу исполнить твое желание.

Дрим смотрит, не моргает, словно ждет чего-то. Он мог бы остановить все это, он мог бы заставить склониться перед собой, мог бы напугать или отпустить. Он мог бы, но не стал.
«Прости», шепчет он беззвучно, возможно, даже не размыкая губ.
«Прости», он больше не знает, что еще сказать, но отпустить свое дитя он не смеет. Он их любит. По особенному. Каждого.
«Прости», цирк воплощение безумия и уродства, но безумец дарит благодать каждому, кто попросит. Только не уходите.
- Все будет хорошо, - он шепчет, и, - Не бойся, - в глотке пересохло, но он продолжает, - Ты привыкнешь.
- Врешь. – Дрим медленно моргает, ему кажется, что и дышать перестал, только грудная клетка все продолжает подниматься и опускаться. Вдох - выдох. Вдох - выдох.
- Н.. нет…- Он заикается, но его прерывают, даже не дают ничего сказать. Да и что нового поведает безумец? Он слышит этот утробный рык. На мгновение мечтателю кажется, что это откуда-то извне. Может быть, это его любимый зверь? Но звук доносится не от него и не со стороны.
Чужие руки хватают его за пижамную рубашку, притягивают, казалось бы, так близко, что уже и нельзя больше. Мечтатель смотрит. Боится? Нет, ему любопытно. Наверное, если бы они не продолжали сидеть на земле, мечтатель бы не удивился тому, что его неразвитое детское тело подняли бы над землей и трясли, продолжая кричать. Или же, это все отголоски того рыка? Злости, ненависти, отчаяния?
- Я хочу, чтобы ты остался. – Признается совсем тихо безумец. Возможно, ему даже стыдно, совсем чуть-чуть. Но ведь он имеет право требовать свое? Кролик ему разрешил. Кролик дал власть. Он позволил создать ему свою семью! Так чего они так боятся?
«Глупый ребенок», мысленно причитает.
«Думает, что ему все позволено», кажется, эти слова принадлежали не ему.
«Это все его вина», мечтатель уже не может отделить собственные мысли от чужих слов, некогда сказанных кому-то. Ему?
- Хватит! Перестань! Прекрати это! – Выкрикивает безумец, пытаясь остановить собственный хоровод мыслей. Слишком много всего, может быть, это откуда-то из прошлой жизни, может быть, этого никогда и не было. Не знает, он не знает. – Пожалуйста, перестань…

В который раз за эти секунды, минуты, часы мечтатель падает на землю и смотрит, смотрит пристально, удивленно, сквозь пелену застилающую глаза. Он смотрит и замолкает, слушает это "нет" раз за разом, раз за разом. Заевшая пластинка. Он - извиняется. Другой говорит - нет. И где-то на задворках сознания дикий хохот рвет душу, только он не хочет знать кто смеется. Мечтатель смотрит испугано. Он смотрит злобно. Он улыбается, плачет, хрипит. Кажется, все смешалось в водоворот, один сплошной водоворот из грязи, эмоций и безумия. Он не знает, кто из них кто, что делает Он и что делает Другой. Он не уверен в происходящем и от бессилия начинает болеть голова. А этот перед ним отчаянно бьет землю. Мечтатель почти уверен, что на том месте должен был быть он сам. Мечтатель почти не слышит, только думает, что все это неправда. Какая-то злая шутка, очередной кошмар, но - все это - неправда.
Рядом с ним кто-то усмехается.
- Глупое дитя. - Кто это произносит? Он ли? Шепот рвется откуда-то изнутри, ползет по горлу, заставляет натянуться голосовые связки до предела, из-за чего вместе со словами выходит странный кашляющий и скрипучий звук, словно задыхается или... смеется.
Мечтатель улыбается, хрипит, но это действительно улыбка. Уголки его губ разъезжаются в стороны, так непривычно и дико это кажется. Он смеется. Тихо, громко - неправильно.
- Я не отпущу тебя. - А голос-то совсем не детский, в нем давно проскальзывают нотки чего-то жуткого, сломанного. Безумец смотрит пристально, но уже не испуганно, просто странно. Смотрит и улыбается - и это еще более неправильное зрелище. - Хочешь смерти, глупец?
Когда он поднимается на ноги, меленькое тело ведет в сторону, словно он не привык к нему, словно оно не родное. Покачиваясь от каждого дуновения ветра, от каждого шага в сторону того, другого, безумец все продолжает смотреть и улыбаться.
- Ты все равно вернешься сюда. И снова, и снова. Умирать и возвращаться сюда, в мои объятия - это твоя судьба. - Безумец хихикает рвано и подходит совсем близко к склоненному юноше. Более не церемонясь, он хватает того за волосы на затылке и тянет, что есть силы. - Вечность~
Его раздирает на части смех, противный, хриплый, он царапает изнутри сломанными ногтями, оставляя гнилые налеты.
Мечтатель выдыхает. Безумец злится. Он проводит свободной рукой по щеке. Он нежно проводит пальцем под правым глазом. Он кривит губы в ухмылке, надавливая с какой-то небывалой легкостью большим пальцем на глаз, ощущая, как из глазницы начинает вытекать смешанная с кровью субстанция.

Боль пронзила руку внезапно, заставляя на мгновение взглянуть на все отрезвленным взглядом, словно все встало на круги своя. Но только на мгновение, потому что в следующую секунду мечтатель рассмеялся в лицо этой бессмысленной попытке. Кости хрустели, но безумец не кричал, не стонал от боли. Где-то совсем рядом Он плакал. Где-то совсем рядом Он просил остановиться и перестать. Мечтатель умолял. Безумец не сдерживал радости.
- Скалит зубки. Ахаха, он скалит зубки! – Безумец расплылся в широкой и довольной ухмылке, опуская голову и скрывая взгляд безумных глаз за упавшими прядями волос. – Я тоже умею кусаться.
Его лицо близко, слишком близко, невыносимо близко. Дрим чувствует чужое дыхание, ловит каждый хриплый вздох и слышит, как по венам течет кровь. Он слышит стук чужого сердца.
Пальцы, что сжимали до этого волосы на затылке, ослабевают, из рук падают несколько вырванных прядок. Мечтатель скользит рукой по чужой коже, она не гладкая и совсем не приятная на ощупь. Заштопанные ржавой иглой и грязными нитками раны, кажется, начинают гнить. Безумец мог бы поклясться, что стоит еще немного подождать и под кожей начнут шевелиться личинки. Его маленькое мерзкое дитя, которое он любит, как часть себя.
Он втягивает носом запах, пахнет кровью и чем-то сладковато-горьким. Он опускается на колени и щекой прижимается к чужому предплечью, трется о него и ничего не делает, словно ждет реакции того, другого. Безумец молчит, едва ощутимо касается губами заштопанных участков кожи, проводит кончиком языка по рваным краям и скалит зубы.
«Мой, мой~ Почему у тебя такие большие зубы?»
Зубы вспарывают кожу с какой-то небывалой легкостью, проникают под кожу, раздирают ее, рвут ткани на части, пуская кровь. А крови, ее много, она течет в рот, под подбородку, шее, окрашивает мертвенно бледный, пачкает белую ткань рубашки, белую кожу мечтателя. Кажется, если прислушаться, то можно услышать, как отделяются волокна друг от друга с отвратительным чавкающим звуком. Безумец отрывает кусок плоти, как дикий зверь, жует его, проводит по нему языком и выплевывает. На кончике языка остается горький привкус чего-то гнилого.

Кажется, безумец почти не дышит, руки вцепились в его шею, что есть силы, следы обязательно останутся и исчезнут, стоит только попросить. Стоит только захотеть. С приоткрытых губ срывается хриплый вздох, удар мечтателя нисколько не волнует. Его не волнует, что если бы чужая рука не удерживала его голову, он бы полетел назад, не волнует, что в голове от боли возникает шум, что губа треснула и его кровь смешивает с чужой. Не волнует.
Весь мир вокруг окрашивается в красный, безумец внутренне ликует, ему больше нет дела до серого мира, до запертых стен и сковывающей тоски. Сломанная рука безвольно свисает вдоль тела, безумец не обращает на нее никакого внимания. Он смотрит своими серыми, пустыми глазами в самую душу и вытягивает ее в след за собой.
Он видит, как в тонкую линию сжимаются чужие губы, как тот, другой, стискивает зубы от боли, злости и, возможно, чего-то еще, еще непонятного.
- Покажи же~ Покажи, как правильно это делать, маленький глупец. - Мечтатель придвигается ближе, чужая рука вокруг шее мешает ему, но сбросить нет никакой возможности. Безумец проводит кончиком языка по своим губам, слизывает кровь, и морщится - вкус ему совсем не нравится, горький. Словно в подтверждение чему-то, безумец тянется к губам другого, касается их, целует или же кусает? Нет, мечтатель не умеет целовать, не знает о сексуальном раскрепощении и, тем более, что это совсем вот неправильно - целовать порождение своего рассудка. Он впивается в чужие губы, тянет нижнюю губу, прокусывает ее и отпускает. Целует, рвет, подчиняет.
Свободная рука касается напряженного живота, упирается острыми маленькими пальчиками в мышцы и впивается, что есть силы. Словно нож в масло входят острые ноготки, пытаясь проделать дорогу в чужом теле к внутренностям.
- Покажи, что у тебя внутри. - Безумец почти, что умоляет того, другого, впиваясь все глубже, пытаясь представить, какие же на ощуп его кишки, его внутренности. Как сильно бьется и трепещет чужое сердце в руках, как сильно сжимаются легкие. Он бы с радостью впился зубами в его трепещущее нутро, ощутил бы тепло чужой крови.
Эта мысль проросла семенем в голове, не оставляя ярый фанатизм безумца. Казалось, его даже не интересует, что чужая рука с легкостью может прервать его жизнь - раз - и хруст будет уже не в руке, маленькая шейка в последний раз хрустнет, позволяя телу обессилено пасть к чужим ногами. Нет, он этого не боялся, как не боятся смерти все, кого коснулось проклятие карнавала. Он не умрет, не покинет этого места, но и они все никуда не денутся от него, пока жив безумец. Вечность.