Это казалось выше всяких сил, но Шляпник держался до последнего. Может быть, любой бы уже сдался на его месте, потешив самолюбие и безумство Костюмера, но только не эта «холодная глыба льда», как его ласково называли в пределах отеля. Ему нравился свой образ, нравилась своя игра, а играл он безупречно: жесты, мимика, слова… Шляпник был тем, кто живет своей ролью и менять образ ради какой-то шутки, или, что там заставило это безумное создание на него наброситься, увольте, но он никогда этого не сделает. Пребывая все еще в беспорядке собственных чувств, дворецкому только и оставалось, что следить за махинациями безумца. Тот перескакивал из одного угла гардеробной к другому, так быстро, что в глазах рябило. И вокруг эти цветастые ткани, которые лезли и лезли, подбирались к попавшему в переплет Шляпнику. Это действительно могло свести с ума, как можно жить в таком хаосе?
- Милорд, из-за вас мне придется снова здесь все убирать. – Игнорируя слова про «остаться вдвоем» и «примерь платье», Шляпник обвел сочувствующим взглядом валяющиеся тряпки на полу. А ведь все начиналось так легко, так беззаботно. Он определенно кого-нибудь убьет по возвращению в отель, все-таки, свои стены ближе, а труп всегда можно будет оставить в одном из номеров. Да, с такими мыслями Шляпник даже не постеснялся слегка улыбнуться, пусть даже это и оставались только мысли. Каждому свойственно мечтать, мечтать о чем-то непростительном и запретном, а для него это, пожалуй, устроить хаос собственноручно.
- Милорд. – Голос звучит уже угрожающе, терпение, оно ведь такое хрупкое, но Шляпник будет трепетно лелеять надежду, что не придется избавляться от крови на чужих вещах, он же джентльмен, негоже потом отстирывать красные пятна. – Быть может, вы глухи, милорд, увы, не знаю. – Подойдя ближе к сидящему на подоконнике костюмеру, Шляпник готов был испепелить его своим взглядом цветущей зелени. – Но я ответил вам предельно четко, что платье я не стану надевать. – Рука чуть дернулась, касаясь обтянутыми перчаткой пальцами до чужой шее. Сейчас бы сжать ее со всей силы, да сломать, одним движением руки, переломить хрупкую шейку, заставив замолкнуть сие существо хоть ненадолго. Но нет, он здесь не за этим, к безумному сожалению самого Шляпника, а потому рука тут же убирается. А чуть позже дворецкий попросту скрестит руки на груди, вскидывая бровь и разглядывая сверху вниз того, кто вознамерился сделать из него подопытного кролика.
- Быть может, вы успокоитесь уже, милорд, и я смогу закончить уборку в этом месте и перейти к другой комнате? – Это казалось чем-то из области фантастики, даже его миледи так себя не вела, как это существо, а той ведь пристало и не такие фокусы устраивать, лишь бы поиздеваться и проверить насколько сильны нервы дворецкого.
Поправив на себе шляпу и откинув мешающуюся прядь с лица, Шляпник, со свойственным ему равнодушием, склонился и подцепил одну из тряпок. Вульгарно, даже для отеля, не то, что для стен театра.  Вздохнув и сложив вещь, осторожно положив на чудом свободный столик, Шляпник цокнул языком. Все эти вещи должны были вернуться на свое место – висеть в гардеробе, а не валяться на полу, о, эти нравы театра, они ужасали рыжего, но поделать с этим ничего нельзя было. – Милорд, надеюсь, не что-нибудь в этом духе вы собирались на меня надеть, а то это через чур печально. – Оглядывая очередное творение рук чужих, произнес Шляпник, принимаясь складывать вещи.
(+)