+

Мир безумия, мир, где нет места свету, где царит вечная ночь, под покровом которой скрываются ужаснейшие картины. Дрим был частью этого мира, он был тем, кто помог создать этот уголок своей собственной вселенной. Кролик дал ему власть, а он дал Кролику себя, подарил свои мечты и желания, выплескивая их на свет, как художник выплескивает все свои эмоции на холст. Для безумца – этот мир и был его холстом, его детищем, которое он так любил, пусть и чрезвычайно странно. Маленький мечтатель, который когда-то придумывал в небольшой темной каморки свою семью, свои ужасающие картины. Он никогда и никому о них не говорил, ему не было с кем делиться своими мечтами, он был бракованным, а сейчас его окружали такие же, как и он создания! Может быть, мечтатель никогда и не был таким же изувеченным, но он всегда оставался таким же брошенным, как и его маленькие и любимые создания.
С шумным выдохом безумец смотрит на потертые временем занавески, которые кто-то по нелепости повесил на забитое досками окно. Занавески в цветочек, грязные, порванные, от них неприятно пахнет, они совершенно не подходят этому месту, пусть оно и такое же обшарпанное. Безумец томно опускает ресницы, чуть раскачивается взад-вперед, сидя на грязном диване. Ему наплевать, это все мелочи. В руке он сжимает до странного белую розу, которая выбивается из всего образа заброшенного и никем не использованного помещения. Дрим прислушивается. К шаркающим шагам, к лязгу метала по полу, к скрипу досок. Он уверен, что его дитя развлеклось, он знает это, ведь он создал его таким.
Безумец не спешит, он знает, его дитя будет ждать его столько, сколько потребуется. Эта преданность, которую нужно заслужить, это настоящая любовь ребенка к родителю. По крайней мере, безумец считает именно так, но он не уверен, ведь он не знает что это, никогда не знал.
Диван скрипит невыносимо громко, пыль поднимается к самому потолку, стоит только мечтателю спрыгнуть на пол, выпрямиться во весь свой не самый высокий рост, почесать босой ногой вторую ногу, звонко чихнуть. Все слишком невинно, чтобы подходить под общую картину. И роза, роза! Она совершенно не выходит из головы, безумец крутит ее в руках, разглядывает, поджимает губы, а после выскакивает за дверь, быстро, хлопает дверью. Он оказывается рядом со своим созданием быстро, без лишних слов вытягивает руку с розой вперед, хмурится и нервно кусает губы. Он выглядит взволнованным, обиженным, не таким, как всегда, его не радует подарок, что принес ему его дитя.
- Оно неправильное. Не такое. – Пытается объяснить Создатель, вновь начиная крутить розу в руках, а затем сжимает своей ладонью стебель с шипами, даже не морщась. Рука в крови – это самое меньшее, что он делал, его безумие выходит вместе с ним, только безумец не может умереть, он не может измениться. В отличии от своих созданий, что будут вечно жить со шрамами, он будет навечно заключен в своем теле, таким, каким прибыл когда-то сюда. Безмолвно меняя руку, безумец окровавленными пальцами водит по белым лепесткам, окрашивая их в красный, а после вновь показывает палачу. – Так, оно должно выглядеть так. Понимаешь? – В глаза мечтателя нескрываемое безумие, да и чему удивляться, разве мог создать нормальный человек все это, разве можно считать это изумленное своим творением существо – нормальным.