Ах, эти манящие запахи сладкой ваты, чудесный смех, разливающийся по всей округе. Определенно, Адлейн был рад очутиться в таком месте, как оно разнилось с тем, где ему пришлось вырасти. В цирке не было так весело, так красиво, он всегда был мрачен, и в нем пахло гнилью и кровью. Здесь же – другой мир, другая реальность, словно он спит и сон его, впервые за столько лет, наполнен чем-то радостным. Он не скучал по цирку, о нем  напоминало слишком многое. Раны на его теле не спешили затягиваться, шрамы все так же украшали его, а лицо было изуродовано швами, которые грубо наложил врач из цирка. Смотреть в зеркало – теперь это делать страшно, теперь это напоминает о том, что они все еще могут вернуться в кошмар. Не легче ли просто забыть, сделать вид, что этого никогда и не было. По крайней мере, Лейн старался это сделать.
Парк ему нравился, его манили к себе странные и причудливые аттракционы, ему нравилась ярмарка, в которой было так много интересного. Каждый магазинчик отличался от другого, хотелось побывать в каждом. Наверное, юноша и сам не заметил, как отстал от своего брата, как не заметил, что окружен чужими людьми и находится совсем один. Люди его пугали. Они не были такими же злобными, как циркачи, они не стремились разорвать тебя на части, дабы заполнить собственную брешь. Но все равно они пугали, они были чужими, и сейчас их казалось слишком много.
Лейн содрогнулся, карнавальная музыка теперь звучала как-то устрашающе, он оглядывался по сторонам, но вокруг незнакомые лица. Все они казались безликими, пустыми, шли куда-то, говорили о чем-то. Стоило кому-то задеть его плечом, как юный циркач вышел из ступора и помчался сквозь толпу. Это была непроизвольная реакция, но одному находиться среди людей было страшно. В такие моменты чувствуешь себя ребенком, в такие моменты ненавидишь себя.
Когда он оказался как можно дальше от общего шума веселья, стало спокойнее, мысли приходили в порядок, становились на место. Стало стыдно за самого себя, но хуже всего то, что он совсем не знал, что теперь делать одному. Адлейн раздосадовано вздохнул, вновь оглядываясь, словно это могло ему чем-то помочь. Может быть, он просто надеялся найти такую же рыжую макушку среди толпы, которая ищет его. Бесполезно, вокруг только разные магазинчики, которые, казалось бы, были заброшенными. Но один из таких не мог не привлечь внимание. Необычное одноэтажное помещение, а на витрине сидели куклы и игрушки, освещенные тусклым светом. На двери висела табличка «Открыто» и не войти Лейн не мог, любопытство подталкивало.
Маленький тихий колокольчик зазвонил на двери, оповещая о том, что в помещение кто-то зашел. Но внутри никого не было и так и не показалось, даже когда нога рыжего уже ступала сквозь разбросанные по полу книги. Те стояли стопками, на некоторых из них так же восседали игрушки, которые, казалось бы, наблюдают за своим гостем. За прилавком было пусто, но над ним висело несколько марионеток, а на нем самом давно не стираемый никем слой пыли. Адлейну все больше казалось, что это место заброшено временем, но свет от горящих ламп наталкивал на то, что кто-то здесь обязательно должен быть.
- Чудное место – Не удержался от комментария вслух юноша, разглядывая странный товар. Он видел такое впервые, ему все было интересно, но в этом месте было и жутко, словно кто-то наблюдал, сотни маленьких глаз.
Но все это перестало волновать юношу, стоило ему бросить взгляд на одну из раскрытых книг на прилавке. Текст был не понятен Адлейну, на самом деле, он не мог его понять по одной простой причине, мальчишка не умел читать, его не научили этому, создатель тоже не потрудился дать знания рыжему, поэтому строчки были для него ничем. Но вот иллюстрация его заинтересовала. На ней был изображен кролик, а так же девочка падающая с ним в нору. Это казалось странным, а еще юноше сразу вспомнился слух о создателе и захотелось очень почитать эту книгу, точнее. попросить брата почитать себе. Прикусив кончик языка, Адлейн задумался. Жетонов у него не было, у него, в общем-то, вообще ничего с собой не было, а ведь так хотелось приобрести эту вещь! Это расстраивало, может быть, Лейн бы с радостью схватил книгу и убежал, но где-то глубоко в нем были заложены крупицы совести, потому он этого не делал.
(+)

Стук каблуков и чужой голос за спиной заставил вздрогнуть в который раз от неожиданности, от страха и удивления, подпрыгнуть на месте и развернуться, упереться взглядом в чужой насмешливый взгляд. Ненужно быть провидцем, чтобы понять, что пред Адлейном предстал хозяин лавки, кому как не ему вести себя столь... странно. Да, это место не может принадлежать обычному человеку, а в этом существе чувствовалась и угроза, и в тоже время что-то еще, что-то, чему Лейн еще не мог дать названия.
А, тем временем, хозяин лавки захлопнул лежащую на прилавке книгу и провел по ее обложке рукой. Та действительно манила Лейна, как манит золото людей или аттракционы в этом мире. Словно эта вещь должна была быть его, определенно! Но что он мог сделать? 56 жетонов! Это слишком дорого для него и брата. На такую вещь им бы пришлось копить и копить, но зачем? Нет, он не мог себе это позволить, тем более сейчас, когда его карманы пусты. Да и что можно ожидать от обычного циркового мальчишки, который небрежно поправляет где-то заляпанную кровью рубаху, потому что неуютно. Здесь все такое шикарное, пусть давно и запылилось, необычное, а он, что он?! Как будто и не должно было быть здесь, не вписывается, отличается! Словно две совершенно различные картинки, которые решили объединить в одну. Они были чужды этому месту изначально, парк - не их дом, они отличались. Уродливые тела, которые не могут восстановиться, шрамы по всему телу и куски пришитой плоти. Они ужасны, оба, порождения цирка, который должен был сгореть в аду. Но это ли не ад уже?
- Простите... - Пролепетал уродец цирка. И говорить то совсем страшно, чувство такое, что он в ловушке, что съедят его живьем и косточек не останется. И куклы следят, они пристально и выжидающе всматриваются в его спину, отчего Лейн невольно напрягается. Это видно по напряженным мышцам спины, стоит только дотронуться и, казалось бы, он готов был сбежать, прыгнуть, как кошка в сторону и рвануть к двери на всех порах. Ему было страшно и любопытно, но вопрос был таков - что сильнее? Наверное, цирк зародил в нем это чувство, чувство зависти и любопытства. Но что мог Лейн предложить в замен, ведь у него ничего не было, ничего ценного! Он был на грани отчаяния, кусая уголок нижней губы острым клыком, чувствуя легкий привкус металла на языке. Это сводит с ума, в такие моменты чувствуешь себя настоящим порождением ада, чем-то отвратительным.
- Мне эта вещь совсем не по карману... - Раздосадовано выдохнул циркач, понимая, что теперь не выбросить из головы эти причудливые рисунки, образы, которые отдельно составляли свою историю, хоть Лейн совсем и не знал о чем эта книга. "Алиса в Стране Чудес", дивное название. Кто такая Алиса? И что за Страна такая Чудес? Было в этом что-то интересное, и кто такой этот Кролик, что повел за собой девчушку в нору, как было изображено на картинке? Столько вопросов и ни одного ответа, это было невыносимо для юноши.
Казалось, если он еще так простоит под этими взглядами, направленными в его сторону, то не выдержит. Здесь он был на обозрение, точно так же, как на арене цирка, когда сотни невидимых взору глаз наблюдали за ним, за тем, как ножи впиваются в тело, как хищники бродят вокруг. Сотни невидимых глаз... И все они наслаждались мучениями циркачей, им нравилось видеть боль и страдание. Что за искривленное сознание могло создать такое?!
Мотнув головой, Адлейн отогнал не прошеные мысли, ему не хотелось обо всем этом думать, слишком неприятно. И шрам на лице невольно начал ныть, отчего юноша потер его тыльной стороной ладони. Почти полностью белое глазное яблоко, в нем не видно цветущей зелени, он поврежден. Но и второй такой же, не зеленый, тусклый, почти серый. Он - неудавшаяся копия, он - просто кривое отражение.
(+)

Куклы следили за ним, наблюдали, они были опечалены, расстроены и обозлены. Это пугает, настораживает, и этот человек перед ним, он, кажется, это чувствует, но его это забавляет. Кажется, что Лейн не сможет отсюда просто уйти, кажется, что он попался. Это маленький капкан для таких же заблудших душ, как и он сам. Хочется тихо взвыть и позвать брата, может быть, он придет, может быть, он окажется рядом, как это бывало раньше. Во время выступлений так было всегда, пока Лейн находился на сцене, его брат ждал за кулисами или выступал рядом, бок о бок, защищая и оберегая. Он всегда прибегал, когда младший был в беде, но, может быть, удача отвернулась от него в тот раз, когда его лицо изуродовал шрам, а на теле не осталось живого места? Все когда-нибудь кончается и теперь Лейну нужно было отвечать за свои поступки, а не прятаться за чужой спиной, он и так играл в детство слишком долго, прятался от людей, словно они были его ночным кошмаром. Он никого не подпускал к себе, страшился любых прикосновений помимо работы и только брату позволял находиться рядом. А что сейчас? Сейчас он один в западне, которую сам для себя выбрал именно страшась окружающей реальности. Сможет ли он сейчас выбежать на улицу? Сможет ли увидеть усмехающуюся, высящуюся над ним луну?
- Простите... - Он готов повторять это слово множество и множество раз, но, кажется, циркач и сам не знает, какой смысл в него вкладывает и за что извиняется. Ему просто страшно, он прижимает руки к груди и можно увидеть, как по ним извиваясь ползут шрамы, смешанные со старыми грубыми нитками. Он сшитый по кусочкам, уже не человек, но еще не монстр.
- Нет, вы не знаете! Это не ад... здесь лучше... Правда.. - И циркач надеется, верит в свои слова. Ему хочется верить. Если не останется более ничего, то как жить? Как существовать в этом мире? Но выбора у циркача и не было никогда, он рожден здесь, он создан чьим-то безумным сознанием и теперь не знает другого мира. Существует ли он на самом деле? Потому что все это напоминает лишь чей-то безумный кошмар, который никак не закончится.
- Представление? Прямо здесь? - Глаза Лейна округлились, этого он никак не ожидал, но возможность заполучить желанную книгу впилась в него не хуже любопытства, как пиранья в свежую кровоточащую плоть. Разве может он отступить назад, когда желаемое так близко? Сколько бы Лейну не было, он чувствует себя ребенком, он хочет чего-то и он получит это, он приложит все усилия. Это маленький лучик надежды среди тьмы, он идет к нему и подчиняется, не смотрит назад, не смотрит по сторонам. Лишь бы не сомневаться, ведь у него есть шанс, есть надежда. Если все получится и коленки перестанут так дрожать. Кивающие куклы не заставляют расслабиться, они хуже призрачных зрителей, они кажутся опаснее. Некоторые из них выглядят поистине уродливо и кошмарно, словно только что сошли со страниц какого-нибудь ужастика. И это его публика?
Лейн всегда выступал в паре, один он боялся людей и не мог избавиться от мысли, что за ним наблюдают. Но здесь ему никто не поможет, но что он умеет? Маленькое помещение с кучей странных предметов и он, один, под взглядами стеклянных глаз. Что он может один? Ни петь, ни танцевать, он чувствовал себя жалко, поэтому сделал только то, на что был способен. Он жонглер и всегда им был. Родился таким, таким и умрет. Главное, чтобы смерть не пришла быстро, он ведь справиться! Лейн на это надеялся.
А магазинчик, словно ощущает его желание, он подсовывает под руки необычные на вид предметы. Среди них и какой-то шар, явно стеклянный, если Адлейн его разобьет, он даже не знает, что с ним за это сделают, но представляет, оттого представление кажется ему еще опаснее. Он берет какой-то кинжал, острый, такими его кожу часто протыкали насквозь во время выступлений. Он подбрасывает их, жонглирует, а в его руках появляются все новые и новые предметы, странные, дорогие, опасные. Лейн не знает их предназначения, он не спрашивал. Он не стоит на месте, как любой циркач, он пляшет по своей арене, скачет, прыгает, но предметы не отпускает. Его тело заштопано, но ему не усидеть на месте, даже если швы разойдуться.
(+)

Риск дело оправданное, если знаешь чего хочешь. Знал ли Лейн на что идет, когда соглашался? Возможно, но легче просто не задумываться, не обращать внимания на то, что может быть, что происходит вокруг. Если отвлечешься - смерть. Именно так учили его в цирке, нельзя поддаваться своим эмоциям, нужно следовать своему телу, пусть даже оно стало уже настолько чужим. Лейн не боялся смерти, в этом мире ее нет, госпожа покинула это место и никогда не возвращалась, перед ней захлопнули двери. Но именно поэтому все вокруг так напоминает ад, они бессмысленны, они не могут умереть и не могут жить. Созданные из ничего, они и исчезнут ни с чем, они никогда не станут кем-то.
Кому как не циркачу знать, что любая провинность карается. Ему отрубали пальцы за неправильное выступление, его жизнь ничего не стоило там, откуда он сбежал. Но стоит ли чего-то она здесь или история повторяется? Циркач не отвлекался от своего дела, он хотел закончить выступление, готовый сделать последнее подбрасывание, прокрутить предмет, как он делал это миллионы раз, поймать его и вернуть владельцу. Но голос хозяина лавки смешивающийся с хлопками живых кукол может заставить внезапно вспомнить, где он находится или же, просто вспомнить, какого это было в цирке. Он вздрагивает, а дальше? Все приобретает действие немого кино, где время замедляется, лишь бы показать трагичность сего момента.
Лейн тянет руки вперед, за мгновение, за секунды, но предметов не один и все они летят на пол. Кажется, по ладони скользит острие ножа, но маленькая ранка последнее, что его вообще может волновать. Он не знает, что заключалось в этих предметах, он не знает, чем особенный тот или иной, и что скрывает в себе. Это то и страшно, потому что он знает, что за всем следуют свои последствия. Зрачки расширяются, в ушах отчаянно отдается биение сердца, хотя, Лейн сам сомневается, как оно может еще биться, если оно столько раз было проткнуто. Его взгляд наблюдает падение. Медленно, в невесомости, кажется, что все это длится минуты, а не жалкие секунды. И в эти моменты должна была бы пролететь вся жизнь перед глазами, но Адлейн не знает свою жизнь, он знает лишь такую же рыжую макушку, которая где-то его ищет.
Звон разбитого стекла заставляет очнуться ото сна, он стоит в помещении еще долго, словно смешиваясь с чьими-то криками. А может быть это всего лишь куклы кривят свои безобразные рты, предчувствуют, что им, возможно, дадут команду "взять" и они смогут наконец полакомиться свежей плотью. Комната будто бы набирается туманом, все плывет, становится вязким и не настоящим. Это все сон, как хотелось бы так думать, но реальность не отпустит так легко из своих рук.
Ему нужно было бежать, бежать еще в самом начале, не оглядываясь, не вспоминая это место. Но Лейн рискнул, но проиграл. Он пошел на поводу любопытства, а теперь рисковал своей головой. Эти вещи, несомненно, были ценнее его жалкой жизни, а только что он умудрился повредить некоторые из них. И ноги почти не слушаются, становятся ватными от страха. Это все не по-настоящему! Так хочется в это верить.
Циркач бессвязно что-то шепчет, сам не понимая что, может быть, он извиняется, может быть, и нет. Он отходит назад, почти отползает, ближе к двери, так спокойнее. Рвануть бы вперед, но тело не слушается, ему слишком страшно, чтобы мыслить здраво. И все это декорации его казни, он вспоминает, что делали в цирке за такие номера, но все это кажется лишь ночным кошмаром, а это - реальность, и она куда страшнее.
Ему уже ненужна книга, ему хочется спасти свою шкуру, оно и понятно, зачем ему вещь, если его могут убить прямо сейчас? А вдруг удача не будет на стороне Адлейна и он снова окажется среди зловещих стен цирка? Или просто не сможет собрать свои кусочки, не очнется, не увидит брата. Этот мир был слишком жесток, чтобы надеяться, но где-то в глубине Лейна эта самая надежда все еще жила, вопреки всему.
(+)

В помещении стало как-то холодно, оно и до этого особо не блистало доброжелательностью, а сейчас и вовсе казалось чем-то ужасающим, мрачным. Пыль на полках, паутина в углу, разбросанные стопки книг и безумно скалящиеся куклы – это может свести с ума кого угодно, но циркач видел вещи и хуже. Он родился среди зловещего ужаса, где каждый норовит перегрызть во сне другому глотку, где представление – это сплошь насилие и уродство, разве можно винить его в том, что он захотел сбежать оттуда? Может быть, он действительно изначально не подходил этому месту, но что теперь, из одной ловушки в другую. Он пошел за блеском загадочного магазинчика, а теперь не может оттуда выбраться, как мышь, что попала в мышеловку, только вместо кусочка сыра здесь нечто иное.
Наверное, в этот момент действительно стоило бы бежать, бежать и не оглядываться, быть может, ему бы повезло, и лавка выпустила бы столь напуганное существо, но нет, уже поздно. Дверь, за спиной скрипнула, замок закрылся, словно подгадав решение мальчишки, колокольчик звякнул последний раз, как смешно это и нелепо прозвучало, и как зловеще для Лейна.
Рука на плече сомкнулась не хуже капкана, это было даже больно, хотя, силы хозяин лавки явно не применял, просто показывал, кто здесь хозяин, и что назад дороги нет. Но назад дороги не было никогда, приходилось идти только вперед, в этом застывшем времени, в этой застывшей материи. Огромная ловушка для всех, никому не выбраться из мерцающих огней.
- Пожалуйста! Не нужно! – В голосе проскользнули нотки сожаления, мольбы, но взгляд Лейна, пусть и испуганный, смотрел, не моргая, только в глаза лавочника. Он слышал об управляющем, нет, такое наказание было сродни циркачам, которые могли пустить тебя на ужин за любую провинность. Он умирал и возрождался, но это всегда сопровождалось болью. Разве его тело – не лучшее доказательство, холст, на котором нарисована целая история пребывания в цирке. Вон тот шрам от зверя, а другой от ножа, здесь есть все, стоит только приглядеться.
- Пожалуйста… Я.. Я заплачу! Быть может не деньгами… но! – Сглотнув, по телу пробегает холодок, сопровождаемый дрожью. Он боится, чего тут скрывать, да и кто бы ни боялся, окажись он в такой ситуации? Лейну нечего было предложить взамен, у него было только его тело, которое и не так уж многое умело. Он был циркачом, но и здесь он провалился. Его страх оказался сильнее, чем все остальное, в этом была его вина, ему и исправлять ошибки.
Мальчишка полуприкрыл глаза. Он не собирался плакать, ни в коем случае, он бы не позволил себе этого. Наверное, пережив столько боли, для него слезы стали чем-то противоестественным. Иногда хотелось, он не спорил. В таких вот ситуациях, когда обида превышает страх или боль. Но он бы не пошел на поводу у своих эмоций, это было бы чем-то жалким, а потому Лейн никогда не плакал. Он мог позволить себе это только с братом, но и то вряд ли. Ему ломали кости и сдирали кожу, разве это заставляло его плакать? Он терпел, срывался на крик, но не показывал свою слабость и сейчас не будет.
Дернувшись, Лейн вырывался из рук хозяина лавки, чужое горячее дыхание у ухо ему не нравилось, это заставляло вздрагивать каждый раз и шипеть. – У меня нет денег, но я могу что-нибудь для вас сделать. – Твердо произнес рыжеволосый мальчишка, а после добавил, опасаясь оскала кукол. – Или для них, для кукол. – Стараясь произнести так, чтобы не подумали. Что он готов стать чужим ужином.
(+)